По деревне разговоры: на Степановском болоте нынче богато морошки. И ягода уже в самой поре. Немного подождёшь и упустишь пору: превратится эта волшебная морошка в киселку. Сопреет на ветке. Надо идти. Не то слово: бежать надо!
Вот и побежал. Корзинку, скипу хлеба, бутылку молока взял. Сначала лесом километра полтора, потом чернотропом с километр, приболотьем сколько-то…
Пришёл. Вот она, красавица: насколько видит глаз – янтарные морошечные самородки. Сердце ликовало.
Ягодку в рот отправляю, другую – в корзинку кладу, третью – глазами цепляю…И часа не прошло – полна моя зобенечка.
Сел я под кустик, хлеб из кармана достал, молоко…
Обедаю, оводьё в рот лезет на закуску, от комарья отбиваюсь, на солнце лицо нежу… Всё хорошо, всё ладно. Корзинка моя глаз радует. Но повернул голову, а со стороны Чертовых Ворот выползает на небо чёрная туча. Растёт она и пухнет злобой с каждой минутой. Половину неба закрыла.
Что-то сейчас будет!
И верно. Вижу, где-то в глубине этого чёрного чудовища – тёмно-багровый зрак пульсирует… Потом знойный воздух принёс какой-то неясный гул, словно большой самолёт на взлёт пошёл. И всё сильнее этот гул, всё яростнее. И вот уже рёв и грохот накрыли болото, и следом, словно хвост дьявола, спустился на болото смерч, понёсся по кочкам, ломая высохшие деревца, поднимая в воздух черничные кусты с недозрелой ягодой, болотный сор, прошлогоднюю траву, высохший на солнце мох…
Вот-вот этот пожирающий пространство вихрь достигнет меня. Я уронил голову в колени и закрыл её руками… И тут надо мной раздался страшный вереск, и мгновение спустя так грохнуло, что я на какое-то время потерял слух…
А когда слышимость восстановилась, я услыхал шум ливня, а потом ощутил его и сам. Меня словно подняли и сунули с ногами и головой в реку.
Я нашел в себе силы открыть глаза. Над Чертовыми Воротами безо всякого перерыва полыхали молнии, а грохот стоял такой, будто с неба сыпались на землю гигантские камни, сталкиваясь и высекая искры-молнии, каждая из которых могла бы испепелить город…
Смерч, гроза, сверкание и грохот, ливень и ураган в тот же миг отступили и умчались, рассыпая небесную ярость в сторону леса, а на небе проявилось какое-то виноватое солнце, огляделось  – всё ли у нас в порядке? – и принялось палить с новой силой.
Одежда на мне парила.
Я глянул в сторону своей корзинки с морошкой. Её было в корзинке ровно половина. Прошедший ливень утоптал её…
И я снова склонился над кочками, выискивая уцелевшие после смерча янтарные самородки.

Анатолий Ехалов