У моего папы был «Запорожец». И, когда мне исполнилось 18 лет, я решила сесть за руль. Уговорила папу меня учить. Начали с безопасного места – с полянки в лесу. Потом переместились на безопасную безлюдную загородную дорогу. И, наконец, приступили к городскому вождению. Тоже максимально безопасному – по ночным, хорошо освещённым, но не центральным улицам.

Я довольно быстро почувствовала себя прекрасно!

Вовремя переключала сигналы поворотов, жизнерадостно крутила баранку, смеялась неудавшемуся коварству дорожных знаков, правой рукой (машина была инвалидной, с ручным управлением) лихо поддавала газу, переключала скорости и ставила ручной тормоз.
Было здорово, весело и возвращаться домой не хотелось. Тут-то передо мной и возник небольшой тупичок: в меру длинный и достаточно широкий, чтобы я вполне комфортно и, конечно же, безопасно могла потренироваться писать восьмёрочки – уважительная причина продлить восхитительную учебную поездку. Я крутанула руль вправо, в тупичок. И вдруг… Послушный «Запорожец» взревел и рванул вперёд с невиданной силой! Папа крикнул: «Сбрось газ!» Я затрясла поднятыми вверх руками и проорала: «Я ни за что не держусь!» Это было всё, что я успела сделать.

Тупичок был длиной метров 50-70 и заканчивался роскошной многоэтажкой Уралнефтегазстроя. Весь её первый этаж был полностью застеклён, и к нему вела шикарная парадная лестница, ступенек с десяток. Ни отец, ни я ничего не успели предпринять, всё происходило на бешеной скорости. На счёт «раз» – мотор взревел. На счёт «два» – я вскинула руки. На счёт «три» – машина взлетела по лестнице, пробила стёкла, вкатилась в вестибюль и бабахнулась носом в противоположную зеркальную стенку. Всё стихло. Только осколки продолжали хрустеть и опадать.

Я то ли выдохнула, то ли испустила дух.

Впереди не было видно ничего, кроме стены. Перевела взгляд направо, на отца. Он сидел не шевелясь. Живой. Но лицо было зелёно-бледным. За отцом, чуть ли не вплотную, увидела какого-то старика и его дрожащую руку с кружкой дымящегося чая:
– Вы куда? Не видите, что ли? Это же советское учреждение! – выкрикивал старик. Слышала я его плохо. Но автоматически прошептала:

– Нам на второй этаж…

Незнакомый старик оказался ночным вахтёром. Он уютно, под цветочками, устроился за своим столом и собирался было попить чайку. И тут – мы.

Видимо, старик вызвал милицию, потому что вскоре сквозь пробоину, оставленную мной в окне вестибюля, по крошеву стекла протопал наряд блюстителей социалистического порядка. Папа давал показания. На нас составляли протокол. Всё это я вспоминаю так, будто вижу сквозь воду. Как ни странно, ни на мне, ни на папе не было ни единой царапинки, ни единого ушиба или пореза. Мы были абсолютно целы. Видно, езда вверх по ступенькам всё-таки приглушила скорость, и во внутреннюю стену Уралнефтегазстроя мы въехали уже по инерции, довольно плавно. Машина тоже, как ни странно, несовместимых с её жизнью травм не понесла. Но мотор вырубился. Чётко помню спидометр и стрелку, остановившуюся на 120 км/час – предельной скорости «Запорожца».

Не знаю, как я выглядела в глазах милиционеров.

Но могу предположить, что впечатляюще. Во-первых, мой рост 172 см. Во-вторых, я обожала эпатировать этим окружающих, особенно мужчин. И поэтому носила высокие каблуки. В тот день на мне были шикарные финские сапоги на платформе, благодаря которой каблук составлял 12 см. Мои 172 + каблуковые 12 см = 184 см. Не хило! В-третьих, на мне была сшитая собственными умелыми ручками отпадная синтетическая дублёнка болотного цвета с роскошным воротником апаш из огненно-рыжей лисы и с фальшивой оторочкой из лисьих лапок. Королевишна! В-четвёртых, одновременно как с высоты 184-х см роста, так и из глубины шока от пережитого, мне было не до анализа состояния серой массы.
– Так. Всё сделано. Можете увозить машину, – услышала я милицейский басок.

Вообще-то наглость мне не свойственна. Но тут я услышала свой голос, спросивший с ледяным величием:

– Как?

На дворе стоял 1974 год. И мой вопрос имел чисто практическое значение: как мне убрать машину в 2 часа ночи из холла раскуроченного мной здания, спустить её по ступенькам и докатить до гаража?.. Не владеющим исторической ситуацией поясню, что эвакуаторов в ту пору не было ни в радужных, ни в страшных снах. Народ как-то сам со всем разбирался. Как?

А вот так.

Сначала усиленный милицейский наряд онемел от моей наглости. Потом пошевелился, пошептался. Развеселился. И – сгруппировался.

Чёрт возьми, я не знаю, как они это сделали. Но каким-то образом «Запорожец» вдруг оказался в тупичке мордой к моему дому. Благо, дом и гараж были совсем рядом, и дорога плавно шла под уклон. Весело сопя, доблестные советские милиционеры за пару минут дотолкали до гаража бывший подарок коммунистической партии и советского народа ветерану Великой Отечественной войны.

Инвалидов в нашей семье стало двое: папа и «Запорожец».

Мой любимый весёлый папка угрюмо курил в сторонке, опираясь на палку.

– Спасибо, – сказала милиционерам я. И мы с папой пошли домой.

Утром за семейным завтраком мы всегда слушали по радио новости. «А теперь о происшествиях. Сегодня ночью студентка педагогического института Никифорова, не справившись с управлением, совершила въезд в окно здания Уралнефтегазстроя». Кто знал это здание – тот сразу всё понял. В институт я вошла уже героем дня и анекдотов. Вот он, свет славы!

Мы долго с папой думали-гадали, что же случилось в ту ночь. И наконец нас осенила догадка. У папы не было правой ноги. Педалью газа он пользоваться не мог. Её на заводе за ненадобностью срезали и перевели на ручное управление. Но коротенький рычажок от педали газа остался! Папин протез до него не доставал. Я же, почувствовав себя уверенно, вытянула свои длинные ноги вперёд – и зажала контакт. Машина рванула. Испугавшись её скачка, я подняла руки вверх, а ногами упёрлась в газ ещё сильнее, выжав скорость до предела. …Если б не спасительная лестница, не преграда из двойных стёкол, не большой холл – нам был бы конец.

Два года папа выплачивал ущерб

, нанесённый мной социалистической собственности. Молча. Меня не отругал ни разу. И ни разу до конца жизни не вспомнил эту историю.
А мне два года по ночам снился кошмар, будто я веду машину, и вдруг у неё исчезает дно. А она всё равно мчится, и всё быстрее и быстрее. И мне приходится бежать, находясь внутри её, бежать с сумасшедшей скоростью, до изнеможения – пока сон не обрывался и я не просыпалась в холодном поту.1

Я так и не смогла больше сесть за руль ни одной машины. И постаралась забыть, что когда-то чуть было не научилась водить её.

С.В. Никифорова