предыдущая

 

от автора:

Перед вами сокращенный, насколько это возможно, вариант книги Даниила Андреева «Роза мира». Много лет назад, прочитав этот труд целиком (не с первого раза), я понял две вещи: во-первых, что это великая книга, которую надо знать образованному человеку, а во-вторых – уж очень трудно её осилить. Большая по объему и изобилующая новыми и непонятными терминами и определениями, «Роза мира» тяжела в познании, в освоении ее содержания. На протяжении десяти лет я перелопачивал этот труд, чтобы сократить его, сделать доступнее читателю, и вот завершив это дело, отдаю в пользование общественности. Уверен, что предлагаемый мною вариант «Розы мира» стал легче для понимания, и каждый желающий сможет теперь познакомиться с содержанием этой знаменитой книги за два-три присеста. В сокращённый вариант «Роза мира» я ничего от себя не добавлял, не искажал, а постарался добросовестно и честно изложить все основные мысли и постулаты этого учения в их первозданном виде.

Николай Николаев, журналист, редактор газеты (сегодня – пенсионер, живу в г.Костроме).

МИРЫ ПРОСВЕТЛЕНИЯ

Приступаем к описанию иных миров. Слои восходящего ряда состоят из миров просветления, затомисов[1] (небесных стран метакультур), средних и высших слоёв Шаданакара[2]. Свой рассказ о мирах просветления Даниил Андреев предваряет таким рассуждением: «Так как решительно всё, о чём я рассказываю в этой книге, имеет бездоказательный источник, я не вижу больше оснований молчать о прорывах моей глубинной памяти; надо было или не начинать книги совсем или, раз уже начав, говорить обо всём. К тому же меня укрепляет надежда на то, что читатели, не доверяющие мне, отсеялись уже после первых глав и следить дальше за моим изложением будут лишь люди, преднастроенные благожелательно».

Олирна

Андреев пишет, что благодаря имеющейся у него врождённой приоткрытости глубинной памяти, он постепенно вспомнил две свои предыдущие жизни. Про первую он нигде в книге не упомянул, а вот про вторую рассказал подробно. (Далее цитатами и в изложении приводим его свидетельства, как очевидца).

«Долгими мучениями и горькими утратами в последней жизни я успел и смог развязать узлы ещё в Энрофе[3], оплатив совершённые в молодости срывы и ошибки, и впервые оказался свободным от необходимости искупляющих посмертных спусков в глубину слоёв возмездия, где страдальцы развязывают кармические узлы, завязанные ими при жизни. И в первый раз я умирал с лёгкой душой. О первых часах, даже о нескольких днях моего нового бытия, мне до сих пор ничего не удалось вспомнить. Но зато я помню несколько местностей того нового слоя, в котором долгое время существовал вслед за тем. Я помню, как белые башнеобразные облака необыкновенно мощных и торжественных форм стояли почти неподвижно над горизонтом, вздымаясь до середины неба: сменялись ночи и дни, а гигантские лучезарные башни всё стояли над землёй, едва меняя очертания. Но самое небо было не синим и не голубым, но глубоко-зелёным. И солнце там было прекраснее, чем у нас: оно играло разными цветами, медлительно и плавно их сменяя, и теперь я не могу объяснить, почему эта окраска источника света не определяла окраски того, что им освещалось: ландшафт оставался почти одинаков, и преобладали в нём цвета зелёный, белый и золотой.

Там были реки и озёра; был океан, хотя увидеть его мне не довелось: раз или два я был только на побережье моря. Были горы, леса и открытые пространства, напоминавшие степь. Но растительность этих зон была почти прозрачна и так легка, какими бывают леса в северных странах Энрофа поздней весной, когда они только начинают одеваться лиственным покровом.

Наконец-то я мог убедиться, что утешение, которое мы черпаем из старых религий в мысли о встречах с близкими, – не легенда и не обман, – если только содеянное при жизни не увлекло нас в горестные слои искупления. Некоторые из близких встретили меня, и радость общения с ними сделалась содержанием целых периодов моей жизни в том слое – Олирне[4]. Общение с близкими не содержало никакой мути, горечи, мелких забот или непонимания, омрачающих его здесь: это было идеальное общение, отчасти при помощи речи, но больше в молчании, какое на земле бывает знакомо лишь при общении с немногими, с кем мы соединены особенно глубокой любовью, и в особенно глубокие минуты.
От забот о существовании, имевших в Энрофе столь необъятное значение, мы были совершенно освобождены. Потребность в жилье сводилась на нет мягкостью климата. Кажется, в Олирнах некоторых других метакультур это не совсем так, но в точности я этого не помню. Пищу доставляла прекрасная растительность, напитками служили родники и ручьи, обладавшие, как мне припоминается, различным вкусом. Одежда, вернее, то прекрасное, живое, туманно-светящееся, что мы пытаемся в Энрофе заменить изделиями из шерсти, шёлка или льна, – вырабатывалось самим нашим телом: тем нашим эфирным телом, которого мы почти никогда не сознаём на себе в земной жизни, но которое в посмертье становится столь же очевидным, как для нас – физическое. И в мирах Просветления, и в Энрофе без него невозможна никакая жизнь.

И всё же первое время в Олирне для меня было отравлено тоской об оставшихся в Энрофе. Там остались дети и внуки, друзья и старушка-жена – то драгоценнейшее для меня существо, ради которого я нарушил закон касты и стал неприкасаемым. Прерыв связи с ними питал постоянную тревогу об их судьбе; скоро я научился видеть их смутные облики, блуждавшие по тернистым тропам Энрофа. А некоторое время спустя уже встречал свою жену такую же юную, какой она была когда-то, но более прекрасную: её путь в Энрофе завершится несколькими годами позже моего, и теперь радость нашей встречи не была омрачена ничем.

Один за другим раскрывались новые органы восприятия: не те органы зрения и слуха, которые в эфирном теле полностью совпадают с соответствующими органами тела физического, – нет! Те органы зрения и слуха действовали с первых минут моего пребывания в Олирне, и именно через них  я Олирну воспринимал; но то, что мы называем духовным зрением, духовным слухом и глубинной памятью; то, к раскрытию чего стремятся в Энрофе величайшие мудрецы; то, что раскрывается там лишь у единиц среди многих миллионов; то, что в Олирне раскрывается постепенно у каждого. Духовное зрение и слух преодолевают преграды между многими слоями; жизнь оставленных мною на земле я воспринимал именно ими – ещё неотчётливо, но всё же воспринимал.

Я наслаждался просветлённой природой – такой зрительной красоты я не видал в Энрофе никогда, – но странно: в этой природе мне не хватало чего-то, и скоро я понял, чего: многообразия жизни. С печалью я вспоминал пение и щебет птиц, жужжание насекомых, мелькание рыб, прекрасные формы и бессознательную мудрость высших животных. Только здесь мне уяснилось, как много значит для нас, для нашего общения с природой животный мир. Однако те, кто знал больше меня, вселяли надежду, что древняя, смутная мечта человечества о существовании слоёв, где животные предстают просветлёнными и высокоразумными, – не мечта, но предчувствие истины: такие слои есть, и со временем я буду вхож в них».

В обширной Олирне есть места, где некоторое время находятся те, кто в Энрофе был слишком замкнут на личном, чьи кармические узлы хоть и развязаны, но душа их слишком узка и тесна. И теперь здесь, среди тихих холмов и под великолепным небом им ничто не препятствует восполнять этот ущерб, принимая в себя лучи и голоса космоса и раздвигая границы своего расширяющегося Я.
Есть также в Олирне и такие зоны, где трудятся над собой те из безгрешных, кто не верил в загробную вечную жизнь. И здесь, с помощью  могущественных светлых духов, раскрываются парализованные неверием души.

«Кроме общения с людьми и наслаждения природой, время уходило на работу над своим телом: предстояло подготовить его к трансформе, ибо путь из Олирны в следующие, высшие миры лежит не через смерть, но через преображение. Мне, как и всем остальным, предстояло преображение эфирного тела…

Но объяснить, какими именно усилиями была достигнута моя собственная трансформа и что, собственно, совершалось в ту минуту с моим телом, я бы не мог. Теперь я припомнить в силах только то, что стало тогда перед моими глазами: множество людей, может быть сотни, пришедшие проводить меня в высокий путь. Достижение трансформы кем-либо из живущих в Олирне всегда бывает радостью и для других; событие это окружается торжественным, светлым и счастливым настроением. Очевидно, событие происходило днём, на возвышении вроде холма и, как всё в индийской Олирне, под открытым небом. Я помню, как ряды обращённых ко мне человеческих лиц стали мало-помалу делаться туманнее и как бы несколько удаляться в пространстве; вернее, по-видимому, я сам удалялся от них, приподнимаясь над землёю.

Вдали, на горизонте, я видел до сих пор полупрозрачный, будто сложенный из хризолита, горный кряж, вдруг я заметил, что горы начинают излучать удивительное свечение. Трепещущие радуги перекинулись, скрещиваясь, по небосклону, в зените проступили дивные светила разных цветов, и великолепное солнце не могло затмить их. Я помню чувство захватывающей красоты, ни с чем не сравнимого восторга и изумления. Когда же взгляд мой опустился вниз, я увидел, что толпы провожавших больше нет, весь ландшафт преобразился совершенно, и понял, что миг моего перехода в высший слой уже миновал».

Примечание:

1. 1. Затомисы – высшие слои всех метакультур человечества, их небесные страны.
   2. Шаданакар – собственное имя брамфатуры нашей планеты.
   3. Энроф – имя физического слоя на земле, в Шаданакаре, в котором обитает человечество.
   4. Олирна — первый из миров восходящего ряда, страна усопших, общая для всего человечества, хотя в каждой из метакультур[5] имеющая свой особый характер.
   5. Метакультура – многослойные сегменты Шаданакара, принадлежащие какому-то одному сверхнароду[6].
   6. Сверхнарод – отдельная нация, либо совокупность наций, объединённых общей, совместно созидаемой культурой, которая имеет высокую степень индивидуальности и яркости.

Продолжение здесь

 

Источник